Моя одежда треснула по швам, а вещи опустились на илистое дно.
Ночь наступила слишком внезапно: я выполнял задание гильдии по поимке опасного преступника, добравшись вплавь до меленького острова, но слишком увлёкся собиранием ракушек.
Я хотел задать самому себе вопрос вслух: «Для чего я столько собирал жемчуг, который просыпался из непослушных рук, усеяв морскую пучину?», но голова инстинктивно поднялась к двум лунам, а воздух, с силой направляемый лёгкими издал нечеловеческий рёв.
О нырянии не могло быть и речи, сердце сжалось от страха перед водной стихией, подхватившей меня, еще недавно отважно резвящегося в море. Глотая солёную воду, я неосознанно запаниковал, лишь отдалённо припоминая, что действие зелья водного дыхания ещё не прошло и мне нечего бояться.
Наконец, мои ноги нащупали землю: я был в безопасности. С чем был категорически не согласен гигантский и, вероятно, вкусный краб, приближавшийся ко мне угрожающе выставив вперёд клещи. Одного удара вполне хватило, чтобы выбить из него дух: хоть какая-то польза от моего нынешнего состояния – обычно я мучился с этими животными намного дольше.
Холодный морской ветер теребил шерсть на моём продрогшем теле. Мне бы не помешал костёр, но разжечь его я не мог – словно вместе с обликом, данным мне от рождения, я потерял и разум.
Тихо напевая песенку, которая со стороны выглядела как рычание, прихватив убитую добычу, я пробирался по скалистому берегу в поисках укромного местечка, которое позволило бы переждать полнолуние. Я не хотел в таком виде показываться в городах. Даже к вампирам отношение более спокойное, чем к оборотням. Уж я это мог сказать с абсолютной уверенностью: я был одним из немногих, кому посчастливилось избавиться от этого страшного проклятия. Или благословения. Во всяком случае, мне в первые дни после заражения одним из вампиров-одиночек даже нравилось моё состояние. До тех пор, пока не начались кошмары, преследовавшие меня по ночам и солнце не стало нещадно терзать мою плоть, а окружающие в страхе показывать на меня пальцем, зовя стражу.
Я даже и подумать тогда не мог, что может быть что-то ещё хуже: ликантропия.
Ветер донёс до меня запах гниющего дерева. Что это: старая лодка или забытый грот? Через какое-то время я вышел к пещере, дверь в которую была частично подтоплена и не заперта.
Прислушиваясь к завываниям ветра я медленно крался вглубь пещеры. На мхлистых стенах висели зажженные факелы: здесь явно кто-то жил. Попадались бочки с кухонной утварью и безделушками – они меня не интересовали: ведь карманов у меня не было. Привлекла внимание записка с воткнутым в неё кинжалом, но буквы расплывались перед моими глазами. Лишь собрав всю волю, я смог прочитать подпись внизу листка. Слова ни о чём не говорили мне, но в глубине мозга я знал: это тот человек, за чьей жизнью я и был послан в этот район острова. Где-то неподалёку скрипели доски, и чуткий слух улавливал голоса. Я огляделся: звуки раздавались сверху, но никаких лестниц не было, чтобы можно было взобраться на уступ. Что мне абсолютно не мешало – после заражения я прыгал выше любого мера. И крался бесшумнее самого опытного убийцы. Кем и были обитатели этой пещеры. И их это не спасло. Зажав краба в одной лапе и отражая его панцирем стрелы, я снёс половину головы второй лапой лучнику, предсмертным криком перепугавшему своих подельников. Те выбежали мне навстречу с мечами в руках, но застыли от удивления и ужаса. Один из них, зажмурив глаза, с отчаянием бросился вперёд, но перед смертью задел лишь своего товарища, который так и не понял, почему он лежит в луже крови. Последний оставшийся в живых попытался использовать заклинание телепорта, но перепутал свитки, испарив остатки маны в бесполезном восстановлении сил, сложив оружие и умоляя пощадить его. Мне было его жалко. Совсем немного и недолго.
Всё помещение было залито кровью и дергающимися в агонии телами, я с трудом подавил в себе желание утолить свой голод, спустившись обратно.
Дойдя до конца пещеры, я увидел монументальную лестницу, ведшую к массивной двери, по обеим сторонам которой когда-то стояли каменные изваяния, ныне разрушенные. По внешнему виду можно было определить, что это древняя родовая гробница. Она была наглухо замурована: я мог лишь скрести когтями по двери, пугая нечисть, заполонившую её.
Внизу перед лестницей горел костёр, вокруг которого расположились лежанки, те же бочки и деревянные ящики, ставший единственной настоящей наградой за прошедший день.
Я мог бы есть пойманного краба сырым, но помнил, как с утра болит челюсть, и внутренности, а потому я обуздал свои дикие инстинкты, бросая краба в огонь. Панцирь служил отличным столовым прибором, а нежное мясо вываливалось из непослушного рта, лишённого щёк.
Насытившись, я забылся тревожным сном.
Утро принесло радостную и одновременно печальную весть: я был снова мером, но без одежды, вещей и с нехорошими воспоминаниями о прошедшей ночи.
Оглядевшись и примерив подошедшую мне одежду, взяв железный кинжал и пару попавшихся отмычек, я вновь вернулся к двери склепа в глубине пещеры.
Чёртова дверь никак не отпиралась. Затаив дыхание я аккуратно поддевал отмычкой цилиндрики замка, даже не допуская мысли, что сломаю её: пришлось бы в поисках инструментов лезть в комнату вчерашней кровавой бани.
Замок щёлкнул и поддался. Я взял валявшийся на бочках факел, зажёг его и медленно вошёл в гробницу.
Обветшалые стены и разбитые урны с прахом погребённых уныло встретили меня, окутывая тяжёлым воздухом. Смерть, кости и даже целые скелеты виднелись повсюду. И некоторые из них даже могли ходить и нападали на меня, крепко сжимая оружие в руках, лишённых плоти. И по мере моего продвижения вперёд разрушений становилось всё больше. «Что или кого вы охраняете?» - возмущался я, в очередной раз отражая атаку, свежеотнятым серебряным клинком, разрубая очередного костяного приспешника на две части. Низкие потолки, закоулки, ниши, коридоры, ведущие в тупики, зажженные повсюду свечи: всё это не давало ответа на вопрос: есть ли здесь кто-то ещё, станет ли кто-то здесь жить по свое воле.
Если не считать трофеями подобранное оружие и щит, поживиться здесь было абсолютно нечем. С безрадостными мыслями, уставший и взмокший приблизился к последней двери в склепе. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: эта дверь – особенная, здесь несколько уютней и светлее. И было что-то ещё: слащавый и одурманивающий запах. Он отключил мою волю и притупил чувство страха, когда я толкнул дверь и увидел мера.
Она была очаровательной женщиной, удивлённо вспорхнувшие ресницы открыли пустой и уставший, но чувственный взгляд. И я моментально влюбился. Её звали Марара.
Я потерял счёт времени. Мы гуляли с ней по ночам, я нежно сжимал её нежную хрупкую руку в своей огромной лапе, мысленно восхищаясь каждым изгибом её тела, а она наслаждалась тем, чего давно была лишена – красотою звёздного неба. Днём же Марара жадно слушала мои рассказы про яркое солнце и, виденные мною, другие края, медленно кивая головой, словно воскрешая в своей памяти давние события.
Я никогда не был так счастлив, как в минуты близости с ней, но она никогда не говорила мне о своих чувствах, мило улыбаясь и отводя взгляд когда я её спрашивал об этом.
О своей жизни она не говорила ничего, разом перечеркнув прошлое, но выпытывала всё обо мне, днем, и грустно вздыхала по ночам, расчёсывая запутавшуюся шерсть и сокрушаясь, что волки не могут говорить.
Я знал, что её надоело её существование, и моё присутствие лишь немного развлекало её, но не возвращало интереса к жизни, о чём она часто невзначай говорила мне. Но я гнал от себя плохие мысли, переводя разговор. И так проходили дни, образуя вечность. И я не мог понять, чего в ней больше: любви или печали, света или тьмы.
- Я устала от этой жизни, - Марара протянула мне металлический бокал, до краёв наполненный ароматной жидкостью. – Но я не позволю простому смертному убить себя. Я хочу, чтобы это сделал кто-то моей крови. Такой же могущественный, как и я.
- Я уже говорил тебе, что вернув себе человеческий облик, я истребил всех вампиров на этом острове, - заверил её я, принимая бокал. – Ты – последняя, других нет.
- Должны быть. Они придут когда-нибудь, - мечтательно промолвила Марара, - и положат конец моему проклятию. – Она взглянула на меня, взяла меня за руку, - я хочу попросить тебя об одном одолжении.
- Всё, чего пожелаешь, - с готовностью откликнулся я, сжав её кисть.
- Ты должен покинуть меня, - Марара прижалась ко мне, приблизив свои губы к моим.
- Нет, - я отстранился, - мы уже говорили об этом: ты знаешь, что это невозможно. Я люблю тебя как никого другого.
- Пойми, что мне хорошо с тобой, - Марара приблизилась вновь, не выпуская мою руку, - но так надо: если придут мои соплеменники, для меня будет последний шанс покинуть эту жизнь достойно, но ты не дашь им убить меня.
- Не дам, - согласился я.
- И это жестоко, - сокрушалась Марара.
- Разве тебе плохо со мной? – я поставил бокал, обхватив освободившейся рукой её за талию, - я сделаю всё, что в моих силах и даже больше, чтобы исправить это.
- Нет, - вздохнула Марара, - мне хорошо с тобой. Но мы слишком разные, чтобы быть вместе. Не забывай: ты смертен, а я повидала достаточно смертей. Я полюбила тебя и не хочу оплакивать. Если не хочешь уходить – сделай это сам: убей меня.
- Это плохая идея, я никогда не причиню тебе вреда.
- А если так? – Марара неуловимым движением высвободилась из моих объятий, сильным ударом опрокинув меня на землю. – Многие смертные почли бы за честь убить меня, завладев моими богатствами. Чем т отличаешься от них? Любовью? Посмотрим, что ты скажешь, когда на кону будет твоя жизнь.
Марара призвала приготовилась атаковать, но без сил опустилась на землю, из пустых глаз потекли слёзы бессилия: я всегда держал заклинание усмирения наготове.
- Ты не можешь так поступать со мной, - прошептала она, всхлипывая, - ни одному смертному это не позволено.
- Я знаю, - согласился я, поднимаясь и помогая подняться ей.
- Мы всё равно не сможем быть вместе – мы разные, - обняв меня, сказала Марара. – Почему ты не можешь просто дать мне умереть?
- Мы сможем стать одинаковыми, - заверил её я.
- Нет, - покачала головой Марара, - тебе уже никогда не стать вампиром: после излечения это невозможно.
- Это и не требуется, зато ты можешь стать смертной вновь.
- Смертной, - задумчиво произнесла Марара. – Для чего?
- Чтобы мы смогли быть вместе. Я проведу тебя к святилищу. Это долгий путь, но если ты согласна, то мы дойдём!
Я видел её улыбку. Задумчиво-загадочную, но не придал её значения, когда Марара поцеловала меня в знак согласия.
- Выпьем за нас, - сказала Марара. – Мы выдвигаемся ночью.
Я не знаю, что было в том напитке, но он свалил меня с ног. Мы проделали долгий путь, и с каждым шагом я ощущал себя всё слабее, но продолжал идти вперёд, отбивая атаки скальных наездников, подбадриваемый Марарой. Она с интересом наблюдала за мной, будто ожидая, что я вот-вот упаду без сил, и мой разум паниковал, но не мог зацепиться за причину её торжествующей улыбки. Я словно дикий зверь, не мог думать логически, и лишь недоумевал, отчего мои ноги вдруг подкосились, а земля оказалась совсем не жёсткой.
Когда я открыл глаза, Марара была рядом со мной, нежно гладя по голове, лежащей у неё на коленях.
- Я боялась, что ты проспишь дольше и я не попрощаюсь с тобой, - сказала Марара.
Я недоумевающее посмотрел ни розовеющее небо. Вокруг была скалистая выжженная пустыня. Пепел и камни.
- Тебе нельзя здесь оставаться, - сказал я, холодея от ужаса.
- Я не понимаю, что ты сказал, - улыбнулась Марара, - я не говорю по-волчьи.
- Солнце, - я показал пальцем на раскрашенное небо.
- Ах это, не бери в голову, - Марара вздохнула, - это мой выбор.
Я подскочил, голова кружилась, одним рывком поставил Марару на ноги.
- Оно убьет тебя! – в этот момент первый лучик солнца выскользнул из-за горизонта, упав на Марару. Утро. Встало солнце. Она всё ещё улыбалась, когда дикая боль исказила её лицо. Марара с недоумением взглянула на обугливающуюся плоть, и лишь в этот момент поняла, что хочет жить. Я увидел это в её взгляде.
Мы бежали по вулканической пыли, от солнца, я закрывал Марару своим телом от солнца, но чувствовал, что превращаясь в мера, становлюсь меньше.
Не было места, чтобы укрыться, везде была безжизненная пустыня. Неумолимое солнце сжигало плоть с костей Марары, обессилев, она остановилась, поняв тщетность борьбы. У неё не было маны, чтобы применить заклинание телепорта, а я мог лишь поддерживать в ней жизнь и лишить её боли до полного своего истощения.
Придя в себя, я увидел то, что осталось от Марары: кольцо и горсть праха.
Сама любовь.
Сама печаль.
Сама и свет и тень.
Без лика.
И без жизни.