Любимые стихи

А чего мы поэзии сторонимся? Давайте здесь делиться своими любимыми стихами. Всё подойдёт: и тексты, и аудиозаписи удачных, на ваш взгляд, прочтений и т.д. Начну:

Игорь Северянин.

"Сегодня «красные», а завтра «белые» —
Ах, не материи! ах, не цветы!—
Людишки гнусные и озверелые,
Мне надоевшие до тошноты.
Сегодня пошлые и завтра пошлые,
Сегодня жулики и завтра те ж,
Они, бывалые, пройдохи дошлые,
Вам спровоцируют любой мятеж.
Идеи вздорные, мечты напрасные,
Что в «их» теориях — путь к Божеству.
Сегодня «белые», а завтра «красные» —
Они бесцветные по существу."

***

Евгений Рейн.

В последней пустой электричке
пойми за пятнадцать минут,
что прожил ты жизнь по привычке,
кончается этот маршрут.

Выходишь прикуривать в тамбур,
а там уже нет никого.
Пропойца, спокойный, как ангел,
тулуп расстелил наголо.

И видит он русское море,
стакан золотого вина,
и слышит, как в белом соборе
его отпевает страна.

***

Иосиф Бродский.

Сегодня ночью снился мне Петров.
Он, как живой, стоял у изголовья.
Я думала спросить насчет здоровья,
но поняла бестактность этих слов".

Она вздохнула и перевела
взгляд на гравюру в деревянной рамке,
где человек в соломенной панамке
сопровождал угрюмого вола.

Петров женат был на ее сестре,
но он любил свояченицу; и в этом
сознавшись ей, он позапрошлым летом,
поехав в отпуск, утонул в Днестре.

Вол. Рисовое поле. Небосвод.
Погонщик. Плуг. Под бороздою новой
как зернышки: "на память Ивановой"
и вовсе неразборчивое: "от..."

Чай выпит. Я встаю из-за стола.
В ее зрачке поблескивает точка
звезды – и понимание того, что,
воскресни он, она б ему дала.

Она спускается за мной во двор
и обращает скрытый поволокой,
верней, вооруженный ею взор
к звезде, математически далекой.

 

Продолжу...

Стих про бедного поэта

Избитая тема - несчастный поэт.
На водку и пиво копеечек нет.
И пишет с тоски он стишок за стишком,
О том что родился на свет дураком,
Без водки нет слога, без денег нет муз,
Подайте поэту в дырявый картуз.
Он выпьет и снова талант обретет,
Ок крылья расправит и ими взмахнет,
Точнее не он... а коняга - Пегас,
Который без пива зачах и угас.
А впрочем, как выпьют так оба взлетят,
И чудо для вас в тот же миг сотворят.
А нынче похмелье, летать не дано.
И лето не лето, погода - гавно...
Так кинте рублишко и станет тепло,
От светлых стихов, что вино принесло...


Герман Анна
"Надежда"

Светит незнакомая звезда.
Снова мы оторваны от дома,
Снова между нами города,
Взлетные огни аэродромов.
Здесь у нас туманы и дожди,
Здесь у нас холодные рассветы,
Здесь, на неизведанном пути
Ждут замысловатые сюжеты.

Припев:
Надежда - мой компас земной,
А удача - награда за смелость.
А песни - довольно одной,
Чтоб только о доме в ней пелось.

Ты поверь, что здесь издалека
Многое теряется из виду.
Тают грозовые облака,
Кажутся нелепыми обиды.
Надо только выучиться ждать,
Надо быть спокойным и упрямым,
Чтоб порой от жизни получать
Радости скупые телеграммы.

Припев:
Надежда - мой компас земной,
А удача - награда за смелость.
А песни - довольно одной,
Чтоб только о доме в ней пелось.

И забыть по-прежнему нельзя
Все, что мы когда-то не допели.
Милые, усталые глаза,
Синие московские метели.
Снова между нами города,
Жизнь нас разлучает, как и прежде.
В небе незнакомая звезда
Светит, словно памятник надежде.

Припев:
Надежда - мой компас земной,
А удача - награда за смелость.
А песни - довольно одной,
Чтоб только о доме в ней пелось.

 

Честно говоря, всегда больше тяготел к прозе и стихов не понимал ещё со школы. Писать их вообще считаю занятием глупым и даже непристойным порою, учитывая, что талант и чистая душа в наши дни - качества обязательные для хорошего поэта - в сочетании друг с другом встречаются крайне редко. Однако... и меня захватили некоторые чудесные строфы. В целом нравятся Лермонтов, Фет, крайне будоражат отдельные произведения Пушкина ("К Чедаеву", "Руслан и Людмила"). Но всё же любимыми являются стихи из "Алисы в стране чудес" и "Алисы в Зазеркалье" (Бармаглот

БАРМАГЛОТ

Варкалось. Хливкие шорьки
Пырялись по наве,
И хрюкотали зелюки,
Как мюмзики в мове.

О бойся Бармаглота, сын!
Он так свиреп и дик,
А в глуше рымит исполин-
Злопастый Брандашмыг!

Но взял он меч, и взял он щит,
Высоких полон дум.
В глущобу путь его лежит
Под дерево Тумтум.

Он встал под дерево и ждёт,
И вдруг граахнул гром-
Летит ужасный Бармаглот
И пылкает огнём!

Раз-два, раз-два! Горит трава,
Взы-взы - стрижает меч,
Ува! Ува! И голова
Барабардает с плеч!

О светозарный мальчик мой!
Ты победил в бою!
О храброславленный герой,
Хвалу тебе пою!

Варкалось. Хливкие шорьки
Пырялись по наве,
И хрюкотали зелюки,
Как мюмзики в мове.

в первую очередь, выучил наизусть перевод Дины Орловской ещё в самый разгар университетских времён) Льюиса Кэрролла, а также из "Пути меча

Мне снился сон. Я был мечом.
В металл холодный заточён,
Я этому не удивлялся.
Как будто был здесь ни при чём.
Мне снился сон. Я был мечом.
Взлетая над чужим плечом,
Я равнодушно опускался.
Я был на это обречён.
Мне снился сон. Я был мечом.
Людей судьёй и палачом.
В короткой жизни человека
Я был последнею свечой.
В сплетенье помыслов и судеб
Незыблем оставался я.
Как то, что было, есть и будет,
Как столп опорный бытия.
Глупец! Гордыней увлечён,
Чего хотел, мечтал о чём?!.
Я был наказан за гордыню.
...Мне снился сон. Я БЫЛ мечом
Один раз среди ночи я проснулся.

Подобен сверканью моей души блеск моего клинка:
Разящий, он в битве незаменим, он - радость для смельчака.
Как струи воды в полыханье огня, отливы его ярки,
И как талисманов старинных резьба, прожилки его тонки.
А если захочешь ты распознать его настоящий цвет,
Волна переливов обманет глаза, будто смеясь в ответ.
Он - тонок и длинен, изящен и строг; он - гордость моих очей,
Он светится радугой, он блестит, струящийся как ручей.
В воде закалялись его края и стали алмазно-тверды,
Но стойкой была середина меча - воздерживалась от воды.
Ремень, что его с той поры носил, - истёрся, пора чинить,
Но древний клинок сумел и в боях молодость сохранить.
Так быстро он рубит, что не запятнать его закалённую гладь,
Как не запятнать и чести того, кто станет его обнажать.
Мой яростный блеск, когда ты блестишь, это - мои дела,
Мой радосный звон, когда ты звенишь, это - моя хвала.
Живой, я живые тела крушу; стальной, ты крушишь металл,
И, значит, против своей родни каждый из нас восстал!

" Генри Лайона Олди. Ну и, конечно, не могу не вспомнить "Песни горожан

Труба трубит! Сигнал зовет!
Толпа валит гурьбой.
Наш славный рыцарь Ланцелот
Опять выходит в бой.
Огнем играет медный шлем,
И с золотом шитье.
Всегда при нем, на горе всем,
Огромное копье!

Припев:
Да здравствуют наши традиции --
Сражаться при всей амуниции!!

Как хорошо, что стали вновь
Турниры воскрешать.
Пускай рекой польется кровь,
Пусть кости затрещат!
Пусть череп лопнет пополам
И полетят мозги!!
Ведь надо же когда-то нам
Их показать другим!!!

Припев

" из "Дома, который построил Свифт" Григория Горина.

 

A Literary Romance

I met her somehow through correspondence or poetry or magazines
and she began sending me very sexy poems about rape and lust,
and this being mixed in with a minor intellectualism
confused me somewhat and I got in my car and drove North
through the mountains and valleys and freeways
without sleep, coming off a drunk, just divorced,
jobless, aging, tired, wanting mostly to sleep
for five or ten years, I finally found the motel
in a small sunny town by a dirt road,
and I sat there smoking a cigarette
thinking, you must really be insane,
and then I got out an hour late
to meet my date; she was pretty damned old,
almost as old as I, not very sexy
and she gave me a very hard raw apple
which I chewed on with my remaining teeth;
she was dying of some unnamed disease
something like asthma, and she said,
I want to tell you a secret, and I said,
I know: you are a virgin, 35 years old.
and she got out a notebook, ten or twelve poems:
a life's work and I had to read them
and I tried to be kind
but they were very bad.
and I took her somewhere, the boxing matches,
and she coughed in the smoke
and kept looking around and around
at all the people
and then at the fighters
clenching her hands.
you never get excited, do you? she asked.
but I got pretty excited in the hills that night,
and met her three or four more times
helped her with some of her poems
and she rammed her tongue halfway down my throat
but when I left her
she was still a virgin
and a very bad poetess.
I think that when a woman has kept her legs closed
for 35 years
it's too late
either for love
or for
poetry.

Charles Bukowski

Есть перевод этого стиха, но он жуткий и там строчек не хватает, а мне лень переводить
Я кстати считаю, что переводы стихотворений в виде стихотворений - это бред.

---------- Сообщение добавлено в 06:10 ---------- Предыдущее сообщение размещено в 06:04 ----------

А вообще я Пушкина люблю больше других.

 

Владимир Маяковский

ПОСЛУШАЙТЕ!

Послушайте!
Ведь, если звезды зажигают -
значит - это кому-нибудь нужно?
Значит - кто-то хочет, чтобы они были?
Значит - кто-то называет эти плевочки
жемчужиной?
И, надрываясь
в метелях полуденной пыли,
врывается к богу,
боится, что опоздал,
плачет,
целует ему жилистую руку,
просит -
чтоб обязательно была звезда! -
клянется -
не перенесет эту беззвездную муку!
А после
ходит тревожный,
но спокойный наружно.
Говорит кому-то:
"Ведь теперь тебе ничего?
Не страшно?
Да?!"
Послушайте!
Ведь, если звезды
зажигают -
значит - это кому-нибудь нужно?
Значит - это необходимо,
чтобы каждый вечер
над крышами
загоралась хоть одна звезда?!

1914

 

DJKrolik, Бука переводить бесполезно)

 

Любимый стих не оторву от тела,
Не помахаю сверху над собой.
Любимый стих, пусть даже белый,
Он только мой и только мой.

 

Jabberwocky (1871) by Lewis Carroll

First published in Chapter 1 of Through the Looking-Glass, and What Alice Found There. 1872

'Twas brillig, and the slithy toves
Did gyre and gimble in the wabe;
All mimsy were the borogoves,
And the mome raths outgrabe.

"Beware the Jabberwock, my son!
The jaws that bite, the claws that catch!
Beware the Jubjub bird, and shun
The frumious Bandersnatch!"

He took his vorpal sword in hand:
Long time the manxome foe he sought--
So rested he by the Tumtum tree,
And stood awhile in thought.

And as in uffish thought he stood,
The Jabberwock, with eyes of flame,
Came whiffling through the tulgey wood,
And burbled as it came!

One, two! One, two! And through and through
The vorpal blade went snicker-snack!
He left it dead, and with its head
He went galumphing back.

"And hast thou slain the Jabberwock?
Come to my arms, my beamish boy!
O frabjous day! Callooh! Callay!"
He chortled in his joy.

'Twas brillig, and the slithy toves
Did gyre and gimble in the wabe;
All mimsy were the borogoves,
And the mome raths outgrabe.

Бармаглот

перевод Д. Орловской

Варкалось. Хливкие шорьки
Пырялись по наве,
И хрюкотали зелюки,
Как мюмзики в мове.

О бойся Бармаглота, сын!
Он так свирлеп и дик,
А в глуще рымит исполин --
Злопастный Брандашмыг.

Но взял он меч, и взял он щит,
Высоких полон дум.
В глущобу путь его лежит
Под дерево Тумтум.

Он стал под дерево и ждет,
И вдруг граахнул гром --
Летит ужасный Бармаглот
И пылкает огнем!

Раз-два, раз-два! Горит трава,
Взы-взы -- стрижает меч,
Ува! Ува! И голова
Барабардает с плеч.

О светозарный мальчик мой!
Ты победил в бою!
О храброславленный герой,
Хвалу тебе пою!

Варкалось. Хливкие шорьки
Пырялись по наве,
И хрюкотали зелюки,
Как мюмзики в мове.

 

Переводы Кэррола всегда (кроме пожалуй в "Техника-Молодёжи") отличались редкостным несоответствием оригиналу с дикой заменой понятий и выпадением строк (в данном случае, например, во 2м четверостишии исчезла птичка ДжубДжуб, да и остальные сменили смысл). Пожалуй Кэррол - это тот редкий случай, ради которого не грех выучить английскийЧто бы удовольствие не портить.

 

А есть аудио-версии этого стиха? Просто по поводу произношения некоторых слов у меня возникают сомнения.

Однако. Всегда считал, что автор этих строк - Экзюпери. Погуглил. Оказалось - такой перевод, с отсылкой к Маяковскому.

 

drugon, http://en.wikisource.org/wiki/Jabberwocky вот там есть 2 аудио с американским и британским акцентами.

 

Песня без слов
(Поль Верлен)

Сердце тихо плачет,
Словно дождик мелкий,
Что же это значит,
Если сердце плачет?

Падая на крыши,
Плачет мелкий дождик,
Плачет тише, тише,
Падая на крыши.

И, дождю внимая,
Сердце тихо плачет,
Отчего — не зная,
Лишь дождю внимая.

И ни зла, ни боли!
Все же плачет сердце,
Плачет оттого ли,
Что ни зла, ни боли?

 

Очень нравится Бродский... "По дороге на Скирос"

Я покидаю город, как Тезей —
свой Лабиринт, оставив Минотавра
смердеть, а Ариадну — ворковать
в объятьях Вакха.
Вот она, победа!
Апофеоз подвижничества! Бог
как раз тогда подстраивает встречу,
когда мы, в центре завершив дела,
уже бредем по пустырю с добычей,
навеки уходя из этих мест,
чтоб больше никогда не возвращаться.
В конце концов, убийство есть убийство.
Долг смертных ополчаться на чудовищ.
Но кто сказал, что чудища бессмертны?
И — дабы не могли мы возомнить
себя отличными от побежденных —
Бог отнимает всякую награду
(тайком от глаз ликующей толпы)
и нам велит молчать. И мы уходим.
Теперь уже и вправду — навсегда.
Ведь если может человек вернуться
на место преступленья, то туда,
где был унижен, он прийти не сможет.
И в этом пункте планы Божества
и наше ощущенье униженья
настолько абсолютно совпадают,
что за спиною остаются: ночь,
смердящий зверь, ликующие толпы,
дома, огни. И Вакх на пустыре
милуется в потемках с Ариадной.
Когда-нибудь придется возвращаться.
Назад. Домой. К родному очагу.
И ляжет путь мой через этот город.
Дай Бог тогда, чтоб не было со мной
двуострого меча, поскольку город
обычно начинается для тех,
кто в нем живет, с центральных площадей
и башен.
А для странника — с окраин.

 

Афанасий Фет
«Графу Льву Николаевичу Толстому»


Была пора, своей игрою,
Своею ризою стальною
Морской простор меня пленял,
Я дорожил и в тишь и в бури
То негой тающей лазури,
То пеной у прибрежных скал.

Но вот, о море! властью тайной
Не все мне мил твой блеск случайный
И в душу просится мою;
Дивясь красе жестоковыйной,
Я перед мощию стихийной
В священном трепете стою.

 

EL VIAJE DEFINITIVO

Y yo me iré. Y se quedarán los pájaros
cantando.
Y se quedará mi huerto con su verde árbol,
y con su pozo blanco.

Todas las tardes el cielo será azul y plácido,
y tocarán, como esta tarde están tocando,
las campanas del campanario.

Se morirán aquellos que me amaron
y el pueblo se hará nuevo cada año;
y lejos del bullicio distinto, sordo, raro
del domingo cerrado,
del coche de las cinco, de las siestas del baño,
en el rincón secreto de mi huerto florido y encalado,
mi espíritu de hoy errará, nostáljico...

Y yo me iré, y seré otro, sin hogar, sin árbol
verde, sin pozo blanco,
sin cielo azul y plácido...
Y se quedarán los pájaros cantando.

(Juan Ramón Jiménez, 1910)

 

Дыр бул щыл
убеш щур
скум
вы со бу
р л эз

(А.Е. Кручёных, "Дыр бул щыл")

 

Пожалуй, Шарль Бодлер - Плаванье

 

Сусанна Савская
НАРИСУЙ МЕНЯ ХУДОЖНИК, НАРИСУЙ

Нарисуй меня художник, нарисуй...
На холсте в углу оставь мой поцелуй.
Губы нежными срисуй, а уголки
Разлетаются пускай, как мотыльки.

Взлет бровей. Ресницы веером. Рисуй...
А в глазах немного счастья наколдуй.
Искрометность их создай на полотне,
Нарисуй их маяками в темноте.

Нарисуй, как дует ветер мне в лицо,
Как дыхание становится свинцом.
Нарисуй меня одну среди разлук,
Разорвавшей на кусочки вечный круг.

Нарисуй меня загадкой. Не скупись.
Пусть я буду чьим-то счастьем. Как сюрприз.
Нарисуй, как разноцветный серпантин.
Недоступною тропинкой у вершин.

Нарисуй мою судьбу. Какая есть.
Отыщи в моей душе благую весть.
Ну, а если не найдешь в глазах любви,
Ты портрет мой на кусочки разорви.

 

その路をずつと行くと
死の海に落ち込むと教へられ、
中途で引返した私、
卑怯な利口者であつた私、
それ以来、私の前には
岐路と
迂路とばかりが続いてゐる。

Это то самое, известное в узких кругах:

Сказали мне, что эта дорога
Меня приведёт к океану смерти,
И я с полпути повернула вспять.
С тех пор всё тянутся предо мною
Кривые, глухие окольные тропы…

На самом деле, ни разу не танка в оригинале (а вовсе даже синтайси), да и перевод не то чтобы прямо ах, но для не владеющих мунспиком (вроде меня) - вроде как и сойдёт.

 

Баллада о Робин Гуде

Ты пировал, со свету сжив
Десятки бедняков.
Но твой черёд настал, шериф!
Молись и будь готов!

Ты думал, что попались в сеть
Все вольные стрелки,
Что, заманив в ловушку нас,
Ты вырвал нам клыки.

В тот день Уилл Скарлет потонул
Во рву с копьём в спине.
Был взят живым Малютка Джон
И вздёрнут на стене.

Но я, верховный лиходей,
Избег твоих сетей,
И как косой от гончих псов
Мелькнул под сень лесов.

Бежал в чащобу я, пока
Не смолк последний рог.
Но в сердце Шервуда меня
Другой удел стерёг.

Невесть откуда на меня
Сквозь пелену дождя
Скакнула бестия чащоб,
Слюною исходя.

То не орёл, не гриф, не лев:
Весь в язвах, как Иов,
Как раструб колокола зев
И пять рядов клыков.

Но всё ж не зря гласит молва,
Что равный мне стрелок
В Ноттингемшире лишь один,
И в Англии - пяток.

И только зверь меня подмял,
Спиною вжав в скалу,
Я в пасть зловонную пустил
Английскую стрелу.

Крестясь, я тушу осмотрел,
И вдруг рожка услышал звон:
То тьма охотников спешит
За жертвою вдогон.

Я думал только в страшном сне
Узреть таких гостей.
Уж рожи жуткие у них,
Как в пекле у чертей.

То крокодил на двух ногах
И с парой мощных рук,
Боец с когтями до локтей
И человек-паук.

Принцесса, что бела как снег,
С двумя венками кос,
Громила с литерою "С"
Во весь могучий торс.

В сутане гоблин пожилой
С усталой складкой век,
И дама с гребнем надо лбом,
И синий человек.

Они столпились вкруг меня,
Как куры у крыльца,
Но честной речи христиан
Не знали ни словца.

И я средь них как столб стоял,
Бессмысленно моргал,
Под нос божился и молчал,
Пока не прозвучал

Вопрос, который я пойму
В глухую ночь и ясный день:
"Ты понимаешь, идиот,
Чей это был олень?"

И я тотчас же отвечал,
Взбодрившись всей душой:
"Не знаю, чей он раньше был,
Но стал, пожалуй, мой.

Закон у честных англичан
Не тот, что у господ:
Кто рану смертную нанёс,
Пускай и дичь берёт.

И я, поверьте, не шучу,
Клянусь утробой сатаны,
Ведь сотне йоменов лихих
Я вроде старшины.

Вокруг на сотню дней пути
Другого не найти,
Кто выбивает сто очков
Из всяких десяти".

Созданья дивные на том
Меня забрали в холм,
И двадцать лет я прослужил
Им бортовым стрелком.

Я пел, вставая за штурвал.
Вот славная пора!
Я от души повоевал.
На стороне добра.

И не забуду я, избыв
Весь срок, что Богом дан,
Как в первый вылет боевой,
Сложив крыла, поднялся мой
Икс-винг "Святой Дунстан".

"Полёт валькирии" гремел
В наушниках, пока
В колонки чисел я смотрел,
И с целью совмещал прицел,
И поражал врага.

Не знал покоя я, пока
Противник в прах не стёрт,
Не отступал я никогда,
И за истекшие года
Шуб-Ниггурат, её сыны,
Джедаи Тёмной стороны,
Ракопаук, паукорак,
Авианосец-саркофаг,
Пять-шесть центурий ромулан,
Большой треножник марсиан,
Мутантов злобных целый рой,
Сожравший станцию чужой,
Две оболочки Князя Тьмы,
Сверхмозг, бежавший из тюрьмы,
Баал, сей пастырь мрачных стад,
В генштаб внедренный генокрад,
Рука Богов (иль две руки?)
Зеленокожие полки,
Одна Божественная Тень,
Её Божественный Плетень,
Редупликант и репликант,
И тиранид, и драконид,
Циклон, некрон, клингон, сайлон,
Украсили мой борт.

И вновь неспешно едешь ты
Со свитой средь полей.
Но точка алая горит
Меж хмурых двух бровей.

И я не буду ждать, пока
Свершится Страшный Суд.
Дрожи, шериф: издалека
Вернулся Робин Гуд!