Темна проходит туча в небесах,
И в ней таится пламень роковой;
Он вырываясь обращает в прах
Всё, что ни встретит. С дивной быстротой
Блеснёт и снова в облаке укрыт;
И кто его источник объяснит,
И кто заглянет в недра облаков?
Зачем? они исчезнут без следов.

Ничего не было, теперь есть. Назову то, что есть, любым набором знаков, которому я придам смыслоразличительную роль. Например, Смерть (как символ незаполненности начального бытия покойницкая подходит лучше родильных покоев). Оно приходит ко мне в виде парящего черепа, способного говорить. Я спрашиваю его: «Кто ты?» Это естественный вопрос, не правда ли? Я есть я, и единственный вопрос, который возможен — это «Кто ты?» Нет, мое осознание того, что что-то есть, явленное мне в виде летающего черепа по имени Смерть, меня поправляет: первым делом следует задать вопрос «Кто я?» И мы оба правы. Вопрос «Кто ты?» — это единственный способ задать вопрос «Кто я?» Именно так работает сознание: оно не может быть объектом, оно всегда субъект, и поэтому никогда не видит себя, но знает о себе только по отражению самого себя в вещах. Эти отражения мы называем образами. И нужен кто-то другой, чтобы он мог прочитать то, что ты написал сам для себя на своей спине.

[​IMG]

Лишь в человеке встретиться могло
Священное с порочным. Все его
Мученья происходят оттого.

И вот они начинают приходить ко мне: осознание преданной любви, осознание поруганной дружбы, осознание мучительного стремления уйти от себя. Они представляются моими воспоминаниями, но я воспринимаю их только в качестве объектов. Я есть я, а они — это они. Они утверждают, что имеют ко мне какое-то отношение, но они не часть меня. Узкий луч выхватывает крошечный участок потока сознания, этот клочок и есть я. У «я» нет прошлого. Мне говорят: когда-то ты был таким. Нет, отвечаю я, то был не я. И я ничего не знаю о том, кто когда-то был. Во мне нет ни толики его мысли и желаний. Всё, что для него было внутренним, для меня внешне: его сожаления превратились в гигантские здания и гробницы, напичканные смертоносными ловушками. И я не несу ответственности за его поступки.

[​IMG]

Никто не дорожит мной на земле,
И сам себе я в тягость, как другим;
Тоска блуждает на моем челе,
Я холоден и горд; и даже злым
Толпе кажуся; но ужель она
Проникнуть дерзко в сердце мне должна?
Зачем ей знать, что в нём заключено?
Огонь иль сумрак там — ей всё равно. ​


Однако мир устроен иначе. Помимо моей личной, внутренней, психологической, духовной, нравственной целостности, есть и другая, которую, пожалуй, назову физической. Это целостность нашей внешней жизни, в которой мы переплетены с другими людьми, причём не только с ныне живущими, но и с давно умершими. Назовите это обществом, культурой, цивилизацией, миром, мне всё равно. Каждый из нас мнит себя ангелом и демоном, богом и демиургом, однако каждый из нас только временный вирус в бесконечном потоке единого сознания, целостность которого обеспечена как раз его физичностью: устройством мозга, зданием культуры. Я хочу оторваться от того, что мне представляется внешним: уйти от родителей, в которых запечатлена моя детскость; бросить любимую за то, что я перестал её любить; отказаться от семьи, взращённой моими ошибками; забыть друга, перед которым я подличал; и жить вечно, вечно, вечно меняясь и отворачиваясь от своего греха. Вот что представляется мне спасением. Let all creation burn for I cannot die! Совершил оплошность — умирай, убегай в другой план бытия, на стены которого еще не пала твоя тень. Но, как говорили древние, если ты жил один день, ты уже видел всё. «На стёкла вечности уже легло…» Всюду ты. Всюду я.

[​IMG]

Дано мне тело — что мне делать с ним,
Таким единым и таким моим?

За радость тихую дышать и жить
Кого, скажите, мне благодарить?

Я и садовник, я же и цветок,
В темнице мира я не одинок.

На стёкла вечности уже легло
Мое дыхание, мое тепло.

Запечатлеется на нем узор,
Неузнаваемый с недавних пор.

Пускай мгновения стекает муть
Узора милого не зачеркнуть.​


«Дано мне тело — что мне делать с ним…» «Таким единым…» О да. «Таким… моим?..» Моим? Моим! «Лишь в человеке встретиться могло священное с порочным?» Нет ни священного, ни порочного. Есть лишь право признать, что всё это я. Моя воля признать. «Что способно изменить природу человека?» Мой ответ: раскаяние. Это неправильный ответ? Но это мой ответ! Вот теперь это правильный ответ… Всё, что я отверг, — это я. Мне тысячи лет. Покаяние позволит мне вернуть всё, что я разбросал по разным измерениям, в единое естество. Да, я понимаю, что после этого меня ждёт ад. At what point does the I get separated from the we? At what point am I freed of the shackles of the actions of these other incarnations? At what point am I allowed to be me, without the weight of these past lives? Сберёгший душу свою потеряет её; а потерявший душу свою ради Меня сбережет её.

[​IMG]

Пойдем же, Авраам, в твою страну,
где плоть и дух с людьми — с людьми родными,
где всё, что есть, живёт в одном плену,
где всё, что есть, стократ изменит имя.
Их больше станет, но тем больший мрак
от их теней им руки, ноги свяжет.
Но в каждом слове будет некий знак,
который вновь на первый смысл укажет.

Найти такое состояние (с помощью искусства, людей, обстоятельств), в котором разум (сознание, дао, как угодно) сам с собой разберётся. Это его потребность разобраться в жизни-и-смерти. Не моя. Я случаен. Он отбрасывает меня, а я вновь нарастаю. Я его болезнь и проклятие. Я должен слиться с ним. Он для меня — пустота. Я никогда не буду счастлив и удовлетворён. Я вирус.

Бог, дао — предложите мне что угодно, — чтобы я отвык от созерцания «я». Но и это «не-я» тоже во мне. Путь = идущий.

(Приведены картины «Демон поверженный» (1902) и «Демон сидящий» (1890) М. А. Врубеля, «Святой остров» (1917) Н. К. Рериха, «Покой» (1904) М. К. Чюрлёниса, а также стихи М. Ю. Лермонтова, О. Э. Мандельштама и И. А. Бродского.)


Автор: Мицунэ
Дата: 12.12.2014

Обсудить статью на форуме

Перейти к списку статей